Отправлено: 13.02.09 18:03. Заголовок: "Дневник Дока Робертса"

Наконец-то у меня выдался свободный день, и я могу описать те события, которые произошли со мной за пять дней пребывания на Остове Отчаяния среди бедняг, на которых свалилось огромное горе. В моём рассказе могут быть хронологические огрехи и неточности, так как за всё это время я крайне мало спал, находился в стрессовом состоянии и работал без отдыху, но основные моменты нашей работы я постараюсь описать как можно точнее, благо делал заметки в своём медицинском журнале.
Сразу оговорюсь: некоторые события и факты, которые я опишу, могут показаться плодом моего воображения, настолько невероятными они выглядят. Может и так, я, опытный врач и человек, многое повидавший на своём веку, часто не верил своим глазам, и, если бы весь этот ужас произошёл не со мной, я бы высмеял рассказчика.
Итак, хронология событий, произошедших со мной, Доком Робертсом, доктором из Туманных Холмов, в апреле месяце 1882 года.


День первый.
На корабле Эдварда Тича мы добирались до острова около суток. Капитан неплохо знал эти места, и ему удавалось совладать с непогодой, хотя он признался, что за годы плавания по восточному морю он очень редко проходил около острова. Нас высадили в шлюпке в двухстах метрах от берега, и мы попрощались с капитаном, условившись встретиться с ним здесь же через пять дней.
По указанной рыбацкой тропе мы двинулись вглубь острова. Стоит отметить, что земля эта крайне неприветлива и мрачна. Вопреки моим ожиданиям, я наблюдал высохшие коряги плавуна, всевозможные колючки и горы грязно-серого песка, больше похожего на размолотую вулканическую породу. Пока мы шли, деревья и всякого рода кустарник встретились нам всего несколько раз, да и то растительность выглядела удручающе. Лишь отдалившись от моря на пару километров, мы могли наблюдать хоть какое-то присутствие природы.
Лагерь заключённых находился в середине неряшливого парка (называю это парком, так как деревья там высажены явно искусственно – рядами и квадратами). На лагерь, а уж тем более на тюрьму это место похоже не было, скорее, небольшой хутор о десяти-пятнадцати домах. Честно признаться, меня немного озадачил вид этого поселения, оно было… убогим, что ли. Дома, или лучше назвать это хижинами, строились явно на скорую руку людьми, малопонимающими в архитектуре, и из подручных материалов. На некоторых из них виднелись следы частой починки, некоторые так и стояли покосившимися и дырявыми.
Нас встретили с огромным удивлением и подозрением. Люди выглядели усталыми, напуганными и затравленными. Мы пытались объяснить, что прибыли сюда по их же просьбе, но наши слова не были услышаны, и народ продолжал шептаться и бросать напуганные взгляды. Какая-то девочка лет семнадцати осмелилась подойти к нам и указала на большой дом, выглядевший солиднее других. Пока мы шли к нему, я успел разглядеть, что на дверях некоторых домов висят пучки чертополоха, а сами двери исписаны неясными символами, на площадке в центе поселения находилась большая яма с грудами пепла внутри и костями, которые, при внимательном рассмотрении, оказались человеческими.
В большом доме, как я и предполагал, живёт глава поселения – средних лет гном по имени Торвальд Двукаменный, от которого и получил письмо просивший меня о помощи Рандвер Громобой. Торвальд ещё больше запутал нас, заявив, что никаких посланий на континент не отправлял, хотя и намеревался это сделать. Этот вопрос так и остался неразрешённым, но я пообещал себе вспомнить о нём и разобраться.
Узнав, что мы пришли с помощью, Торвальд обрадовался и начал посвящать нас в суть проблемы. Как оказалось, это была целая трагедия. Началось всё около двадцати дней назад, когда появился первый заражённый. Тогда никто не придал этому особого значения; даже когда к вечеру Синеус Дерримор (именно так звали заболевшего карлика) скончался в страшных муках. В лагере случается, что кто-нибудь умирает, укушенный ядовитым зверем или съевший не то растение на обед; в этом же случае больной погиб по невыясненной причине. На следующий день странные симптомы начали проявляться у другого карлика по имени Тревор и у местного плотника, человека по имени Дюк. Карлик скончался в тот же вечер, человек держался тридцать часов с момента появления недомоганий и тоже умер. В следующие несколько дней от загадочной болезни лагерь потерял порядка семи жителей (к слову, все из них были людьми, не считая тех двух карликов), что составляло треть от всего населения лагеря. Тут уже забили тревогу, но на восьмой или девятый день начались «возвраты» (о них позже), и люди погибать перестали, хотя болели на этот раз почти все.
Выслушав рассказ Торвальда и приведя себя в порядок, мы отправились на осмотр. Больной был найден в соседнем доме. Им оказался некто Джонс, средних лет мужчина, человек. Беглый осмотр показал явную переутомлённость, будто бы он несколько часов занимался бегом, учащённый пульс (около 150-ти ударов сердца в минуту), покраснение кожи, высокая температура тела, обильное потоотделение и одышка. Я бы назвал эту совокупность симптомов тяжёлой стадией простуды при сильно ослабленном иммунитете, если бы не один факт – тяжёлый некроз мягких и хрящевых тканей. Грубо говоря, у Джонса отмирали некоторые части тела: уши, нос, кончики пальцев на руках и ногах, гениталии, образовывались пятна мёртвой ткани в области подмышек, в паху и на шее. За те два часа, что мы осматривали больного, одно из таких пятен явно увеличивалось, так как я несколько раз замерял его линейкой. Чёткого диагноза я поставить не смог. Гэйлин тоже не смогла дать вразумительного ответа. По её словам, симптомы больного похожи на странный вариант «магического тления», но никакой магии в теле больного она не обнаружила. К слову сказать, с магией у Гэйлин творилось что-то неладное, она жаловалась, что не может «пробиться к каналам», и ей помногу раз приходилось произносить формулу, чтобы добиться нужного результата. Но и его хватало, чтобы хоть как-то нас успокоить. Мы были уверены, что магия здесь не действует вообще - так нам удалось выяснить на континенте. Волонтёр тоже не смог дать вразумительного ответа. По его словам, он не может приготовить снадобье от болезни, причин которой он не знает. А лечить по симптомам он не станет, в чём я с ним согласился.
Кстати, об этом эльфе. Имени своего он называть не стал, объяснив это старой традицией: в годы странствий эльфы иногда избирают профессию добровольных помощников и советников, называясь все как один Волонтёрами. Хотя он пообещал открыть нам своё имя по выполнении нашей задачи.
День подошёл к концу, и нас с Гэйлин поселил у себя Торвальд. Волонтёр же остался ночевать у одной местной эльфийки.


День второй.
Утром, выйдя на улицу, я обнаружил, что ветки чертополоха и надписи исчезли с дверей домов, а жители лагеря немного бодрее занимались своими делами. Но что более меня удивило, Джонс был жив и чувствовал себя значительно лучше, чем накануне. Оказалось что это явление было ожидаемым и обычным с некоторых пор. Мне объясняли долго и путано, было видно, что местные сами не очень-то понимают, что происходит, я постараюсь объяснить понятнее.
Я назвал это «Дежа-вю», местные называют это «возвратом». К утру всё, кроме сознания, памяти и отчасти самочувствия людей, становится таким же, как и сутки назад, то есть предыдущим утром. В это было трудно поверить, и я сопротивлялся, как мог, но в будущем мне пришлось стать очевидцем многих доказательств «возврата». Всё неживое возвращалось к своему «вчерашнему» состоянию, будь то сожженные дрова, которые утром снова появлялись в поленнице или пища, съеденная накануне. Мне, человеку с рациональным мышлением, так и не далась загадка механизма этого явления. Волонтёр говорил что-то про интересные и чрезвычайно сложные операции со временем, но в эти сферы я вдаваться не стал, забот хватало.
К полудню, осмотрев всех жителей лагеря, мы пришли к выводу, что заражены абсолютно все (кстати, кроме эльфов: эту расу зараза не брала вообще, поэтому Гэйлин и Волонтёр осмелились работать с больными без защитных перчаток и респираторов). Стадии болезни были не такими глубокими, как у Джонса вчера вечером, но трупные пятна неумолимо росли, а симптомы обещали усилиться. Эпидемия присутствовала, как говорится, налицо, и мы начали принимать меры.
Торвальд назначил меня ответственным за санитарной обстановкой лагеря, я объявил карантин и приказал выдать всем больным по два грамма пенициллина, который мы привезли с собой. Антибиотик должен был приостановить заражение.

День третий.
Начиная с этого дня, я буду писать не столь подробно, ибо мало помню. Постараюсь изложить основные вехи нашего пребывания в карантинном лагере как можно тщательнее. Утром случился очередной «возврат» и всем больным, которые вечером были при смерти, стало лучше. Пенициллин не возымел никакого действия, как и травы-анальгетики, которые раздавала Гэйлин. Торвальд поведал нам ещё об одном месте на острове, где могут быть люди, и мы приняли решение отправить туда одного из нас. Отправилась Гэйлин, так как она чистокровный эльф и зараза вне стен лагеря ей не грозит и ещё потому, что мужчинам в это поселение путь заказан – там живут одни только женщины, которые и близко к себе не подпускают представителей противоположного пола, уж неизвестно, по каким причинам.
Гэйлин вернулась к вечеру и принесла неутешительные известия: в лагере действительно живут одни женщины, в период, когда болезнь уже разнеслась по острову, но временных парадоксов ещё не было, погибла большая часть поселения, сейчас же там осталось всего четыре человека, да и те живы только благодаря «возвратам». В лагере заключённых к вечеру состояние больных, как всегда, ухудшилось.
Один момент я не могу не упомянуть, так как он стал переломным в жизни лагеря. Почему, станет понятно позже. Ночью третьего дня со временем стали происходить невероятные вещи: «возвраты» повторялись каждые полчаса (хотя этот отрезок времени я называю условно, вообще не было понятно что, когда и во-сколько происходит, я ориентировался только по своим внутренним часам, которые говорили мне, что ночь длилась около шестнадцати-двадцати часов). Это было безумие, причём, в разных местах время выкидывало различные фокусы: на улице постоянно падала с дерева одна и та же ветка, не успевая коснуться земли, затем она опять появлялась в кроне и падала снова. Одежда на нас то становилась чистой, то на ней снова появлялись пятна, профилактический травяной настой, который приготовила мне Гэйлин, не кончался в мой кружке, сколько бы я не пытался его пить, в общем, в какой-то момент я подумал, что схожу с ума. Последний за всю историю Острова Отчаяния «возврат» случился за семь часов до рассвета.

День четвёртый.
Утром «возврата» не было. Заболевшим вчера лучше не стало, а к обеду двое скончались, остальные балансируют на грани смерти. В лагере началась паника среди тех, у кого хватало сил паниковать. В два часа пополудни я почувствовал недомогание, перерастающее в общую усталость, онемение конечностей и лихорадку. В тот момент я уже начал прощаться с жизнью.
Днём Торвальд (которого, кстати, болезнь щадила: симптомы у него присутствовали, но в более слабой форме, сказывалась природная стойкость гномов) позвал меня в дом Джонса, который мы переоборудовали как смогли в госпиталь. Там на кровати лежала эльфийка, у которой всё это время жил Волонтёр и имени которой я не знал. Она была в очень плохом состоянии: многочисленные ссадины, ушибы и раны, кости ног переломаны, левый глаз сильно повреждён. Она была без сознания, а Волонтёр и Гэйлин поочерёдно клали руки на её окровавленный лоб и бормотали заклинания. Пока мои спутники колдовали, Джонс рассказал мне, как всё произошло. Вчера, по просьбе Волонтёра, эльфийка ушла из лагеря за растительными ингредиентами для настоев и примочек, но по дороге обратно столкнулась со стаей диких животных и подверглась их нападению. Но важно не это, важно то, что по завершении работы Гэйлин и эльфа я, осматривая больную, обнаружил у неё начальные признаки болезни. Эльфы подвластны заболеванию. Возможно, она заразилась от большой потери жизненных сил после схватки с животными, возможно, это более развитый вид эпидемии; мы терялись в догадках и готовились жечь в яме, которая раньше гордо именовалась Ареной, трупы умерших.
После операции с эльфийкой Гэйлин отправилась в женский лагерь проведать его жительниц. Вернулась она нескоро, запыхавшаяся и до предела серьёзная. Велела срочно перенести в госпиталь всех тяжелобольных и самогонный аппарат Нориана – местного торговца спиртным. Пока самые здоровые - Торвальд и Волонтёр - переносили раненых, Гэйлин поведала мне о том, что узнала у женщин: вакцина может быть найдена! Лоррия, их предводительница, не раскрывает секрета, но готова поделиться ингредиентами и рецептом для лекарства. Делается оно путем перегонки отвара чешуек бурого цвета, предположительно частей какого-то экзотического растения. Мешочек этих чешуек Гэйлин принесла на пробу, пообещав женщинам готовую вакцину взамен.
Вечером четвёртого дня пребывания на острове мы разогрели самогонный аппарат и начали экспериментальное производство лекарства от ужасной эпидемии, которой местные жители уже успели дать короткое и простое название: «Смерть»
Уже заполночь Гэйлин отнесла в женский лагерь фляжку с буро-красной жидкостью.



День пятый.

Сегодня утром я проснулся с отличным самочувствием и настроением. Вакцина оказалась действующей. И, хоть срок действия одной порции невелик – всего три часа, шансы на спасение у нас есть, а значит нужно бороться. Гэйлин вернулась из женского лагеря и принесла столько «чешуек», сколько смогла унести. Жителям лагеря этого хватит дней на шесть. Я дописываю свой дневник, и через пару часов отправлюсь на берег моря, куда подойдёт корабль Эдварда Тича с целью забрать нас с острова. Я поднимусь на этот корабль и передам свёрток с этим дневником и деньгами боцману, который привезёт его в Эшбери и отдаст в редакцию «Тарантианца». А от возвращения на континент я откажусь и вернусь сюда, в этот ставший родным проклятый лагерь, в котором влачит жалкое существование горстка больных, нуждающихся в Доке Робертсе, враче из Туманных Холмов.

12 апреля 1882 г.